Таблица лидеров

Потом был брод через Боёвку, но нам, как бы моржам - нам всё пофигам, спасибо Лене-Зиме, научила! Дальше набрали водички в деревне Пьянково: видны остатки былой каменной роскоши, много действующих приличных колодцев, и большое здание красного кирпича на краю деревни, назначение не понятно, но это не церковь и не жильё, а похоже на клуб.. шибко богатое, видать, неплохо деревня жила до аварии на Маяке. Поужинали на опушке, и уже в полной темноте помчались на электричку. По ветру всё, по ветру!!! Даже сдерживали себя, чтоб не прилететь слишком рано. Всё было круто, спасибо напарнику! Теперь из всех рудников недообследованным остался самый ближний - Боёвский. На нём же попадались и путёвые камушки. Так что можно ехать по теплу, даже с девочками, всего-то 35 км в один конец. Фотки здесь. Трек здесь.

Сивков Камень и Карасьевский вольфрамовый рудник. Очередной рейд за Багаряк, с целью пройти-таки дорогу между Юго-Конёво и Пьянкова через Карасьевский рудник. Т.е. один раз я подобрался с севера, другой - с юга, и каждый раз не хватало то времени, то сообразительности, чтобы замкнуть этот треугольник. Осенняя погода так и шепчет: поехали! Лесные дороги подмёрзли, но плюсовая температура обещает, что во фляге будет булькать, лес прозрачен - самое то отправляться в разведку. На этот раз компанию мне рискнул составить Грумм, хотя было ясно, что нас ждёт сильный встречный ветер.. и ещё что-нибудь такое же хорошее. Предстояло что-то переходить вброд (как минимум Боёвку) - и мы сразу взяли обрезки сапог и шлёпанцы, и полотенца с запасными носками. Высадились с электрона в сумерках, и погнали против ветра.. Вдвоём гораздо легче, рубиться по очереди с холодной ветрюгой - долетели до Юго-Конёво за 2,5 часа. Дорогу всю сделали - ровно и гладко. Дорожники пока ещё стоят лагерем перед Зотино, мы им помахали, покричали "Спасибо за дорогу!". Наконец 45 пустынных и холодных километров позади, на этом всё плохое кончилось, дальше должны быть только коврижки, и мы забурились в лес, на север. Чуть тормознулись на Малом Игише (озеро к сожалению замёрзло), но обедать было ещё рано, и мы покатили к Сивкову Камню. И вот тут-то и обнаружилась прямая и проезжая дорога по просеке.. А в прошлый раз там стеной стояла трава, и мне пришлось бросить вел, и топать пешочком. Сейчас же мы условно легко прикатили к бывшему поселению. Сходили до насосной, нашли канал к озеру, но не дошли до торфоразработок - заболочено, хлюпает, а в камышах ворочается и убегает от нас какая-то зверюга. Тут же попался огромный репейник - просто царский репейник. Это на Таганае муравейники до плеч, а у нас вот - репей в полтора роста! Что ещё странно.. выкошена дорога по поляне Сивкова Камня, а в июле трава стояла стеной, и я спотыкался, ничего не видя под ногами, споткнувшись и о ржавый велосипед, который потом повесил на сосну здесь же. у дороги (теперь его не было). Странно.. дорога от Игиша явно езжена, даже накатана, колеи на поляне зачем-то прокошены, похоже кто-то браконьерит.. а ведь в Шабуровском заказнике не только запрещены рыбалка и охота - так и въезд в него запрещён вообще, о чём нам напоминали таблички вдоль трассы на Тюбук. Поехали дальше, по краю странного поля. Теперь-то я его хорошенько разглядел. Оказалось, что всё это - вырубка, причём не старше 10 лет, и по вырубу раньше были пропаханы борозды, метра через два, и в них посажены сосны - именно эти борозды и видны со спутника, а сейчас сосёнки поднялись примерно на метр, а поверх всё затянуло берёзой, в общем, старый это спутниковый снимок. Дальше наезженная дорога пошла на восток, а мы свернули на север, к ручью Карасий исток. На гуглоснимке виднелась дамба и зелёная лужа - так оно и оказалось, есть и земляная дамба с основанием из брёвен и камня, есть и лужа, только сейчас всё замёрзшее, а зелёное - это мох... но летом наверное ещё и цветёт водичка. Ну что ж, запас родниковой воды у нас есть, и мы плюхнулись обедать, мечтая о замёрзшей Боёвке, и как мы её перейдём по льду. После дамбы попалась обглоданная осина - единственная, кстати, на весь лес, лежащая свежая осина.. И мне сразу вспомнилось чьё-то ворчание в камышах... Дима пытался понять, как кабаны это грызут)) Он даже пытался показать кабанам, как надо об осину точить когти... Когти.. у кабанов, Карл! Ну, и бездорожья-то оказалось всего метров 700 - т.е. каждый раз мне не хватало 700 метров!!!)) Тут мы и пришли к Карасьинскому руднику. Спрятали велы и налазились там досыта, найдя много старых шахт, остатков строений, фундаментов, анкерных болтов, и куч гранита и песка.

Краткая справка: Соединения вольфрама крайне редко встречаются в земной коре – в магме, просочившейся через гранит, и, в основном, в молодых горах - в Гималаях и прочих Андах. Поэтому основные мировые запасы и добыча – в Китае, но России хватает своего вольфрама. Вольфрам обладает блеском стали и твердостью большей, чем твердость рубина; удельный вес его 19,129 (почти в два раза тяжелей свинца). С металлами образует сплавы неопределенного состава, сообщая им большую твердость. Вольфрам, как легирующая добавка, придает стали значительную термоустойчивость – сталь сохраняет свою прочность и твердость при очень высоких температурах. Немаловажной особенностью является сохранение ее прочности при остывании после выдержки при температуре красного каления. Быстрорежущие сплавы, изготовленные по последним технологиям, содержат около 18% вольфрама или сплава вольфрама с молибденом, от 2 до 7 % хрома, некоторое количество кобальта. Этот сплав сохраняет твердость при температуре более 700С, притом, что обыкновенная сталь теряет свою прочность уже при 200С. Сплавы вольфрама с хромом и кобальтом, так называемые стеллиты, имеют еще большую термоустойчивость, точно так же как и соединения вольфрама с углеродом – карбиды вольфрама. Сплав карбида вольфрама, кобальта и карбида титана – сплав «видна» - почти в 1,5 раза тверже вольфрамовой стали и не теряет своих характеристик даже при температуре до 1100С. Таким инструментом можно легко придать необходимую форму мрамору, бронзе, фарфору, стеклу - износ инструмента совершенно незначителен. Главными свойствами вольфрама являются тяжесть, твердость и тугоплавкость. Из вольфрамовой стали изготавливают оболочки торпед, ракет, снарядов, важные детали самолетов и электродвигателей, танковую броню и т.д. Из вольфрамовых сплавов изготавливают контейнеры для хранения радиоактивных отходов, защитные действия их выше, чем у свинца. Далее некраткая статья, о Боёвке, в частности, но это как бы - в частности, впрочем, судите сами о её роли в этой истории: Уральский геологический журнал, 2005, № 2 (44), с.139-154 © Д. чл. УАГН В.В. Филатов УРАЛЬСКИЙ ВОЛЬФРАМ: ИСТОРИИ ОТКРЫТИЯ "Если прогресс - это путь к достижению жизненного комфорта, то длина этого пути прямо зависит от разнообразия и богатства минеральных ресурсов, используемых в промышленном производстве. Поэтому почти все войны, кроме религиозных, гражданских, да Троянской, были войнами за овладение природными ресурсами и, прежде всего, минеральными. История открытия каждого месторождения не только интересна, но и поучительна. Любое открытие, в какой бы области оно не совершалось, всегда постижение истины. Постигнутая же истина делает человека свободным от собственных заблуждений, стереотипов и догм. Не исключением является и история открытия на Урале месторождений вольфрама, которой уже более 200 лет. Современная научная терминология напоминает сухую ложку, дерущую рот. Ее наждачные свойства в последние годы усилились благодаря обильному использованию аббревиатур. Термин перестал быть сочным, емким словесным образом явления природы. Иначе обстояло дело в старое доброе время. Средневековые саксонские металлурги, например, плавя оловянную руду, обратили внимание, как какой-то неизвестный им минерал мешает выплавке олова, переводит олово в пену шлаков, пожирая яко волк овцу. Хищника нарекли вольфрамом, что означало волчья пена (der Wolf – волк, der Rahm - пена). Впервые вольфрам был открыт и выделен в виде ангидрита шведским химиком и фармацевтом Карлом Вильгельмом Шееле в 1781 г. из минерала тунгстена (тяжелый камень), позже названного шеелитом. Спустя два года испанские ученые, братья д, Элуяр получили сначала вольфрамовый ангидрит из вольфрамита, а потом и сам металл. В России геологическая терминология, пришедшая из Западной Европы, нередко претерпевала своеобразные изменения. Термины переводили на русский язык, отчего они становились выразительнее оригинала. Вместо «вольфрамит» говорили «волчец черный» или просто «волчец», вместо шеелита – «волчец желтый». Волчецам, а точнее, истории открытия вольфрамовых месторождений на Урале и посвящена настоящая статья. Первое из упоминаемых в литературе вольфрамовых месторождений – Баевское - природа выложила на щербатом краю перевернутого блюдечка с голубой каемочкой. Блюдечком была гора Серебряная, а каемочкой – подмывавшая ее склон речка Багаряк, обнажавшая кварцевые жилы с вольфрамитом и шеелитом. Месторождение показывали молодому И. Ф. Герману во время одного из его приездов на Урал, и тот описал Баевку в изданной в 1789 г. в Берлине и Штеттине книге «Versuch einer mineralogischen Beschreibung des Uralischen Erzgebirges», утолив интерес к вольфраму у исследователей почти на 80 лет. Пробудили его вновь местные крестьяне в 1865 г. у некоего Моршинина, поставщика железной руды на Сысертский завод, соблазнив самоцветами в кварцевых жилах. Покопавшись немного, он «за безвыгодностью» прекратил разведку, а добытые куски вольфрамита и плавикового шпата передал управляющему Березовскими приисками подполковнику К.И. Окладных. Почему? Может быть потому, что слышал о находке шеелита в 1840 г. в одной из золоторудных жил Березовского месторождения М.М. Карпинским, дядей будущего первого президента АН СССР А.П. Карпинского. К.И. Окладных, в свою очередь, показал баевские образцы бывшему профессору Петербургского горного института Г.А. Иосса, который посоветовал продолжить работы за казенный счет в надежде найти оловянный камень. Весной 1886 г. В.К. Покровский начал разведку: у подножия Серебряной горы прошли орт, сверху одной из жил ударили шурф. Но испытание руд показало, что олова в них и следов нет. Геологический разрез, построенный Покровским, да несколько пудов добытого и отправленного на Пермскую сталепушечную фабрику вольфрамита – вот и все, чем утешились на этот раз разведчики недр. Но на большее, судя по приложенным усилиям, они и не могли рассчитывать. Взгляды специалистов на месторождение были очень узкими. В конце 60-х годов в «Горном журнале» и «Записках Императорского минералогического общества» появилось несколько небольших сообщений, в том числе и П.В. Еремеева, в которых приводились минералогические описания и результаты химических анализов вольфрамита и шеелита. Содержание заметок было удручающе однообразным. Только Н.А.Кулибин, «немного поглядев окрест», нашел, что баевский вольфрамит схож с марганцовистым вольфрамитом, встречающимся в «североамериканском штате Невада, в серебряном руднике «Enterprise». Прошло еще 30 лет. За эти годы технический мир по достоинству оценил выдающиеся качества вольфрама. Спрос на него возрастал. Россия, не имея промышленных месторождений, покупала металл за границей, не оставляя попыток найти их у себя. В 1897-1898 гг. Общество Волжского стального завода провело очередную разведку Баевки. Работами руководил горный инженер Попов. Вскрыв около сорока кварцевых жил на обоих берегах реки Багаряк, он сделал пессимистический вывод: месторождение имеет только минералогическое значение. Но местные, уральские геологи с ним не согласились, объясняя нелестную оценку Баевки ее хищнической разработкой и плохой изученностью. Профессор Петербургского горного института В.В. Никитин, основываясь на материалах В. Яркова, «отнес месторождение к пнеуматолическому типу, мало изученному на Урале, образовавшемуся путем возгона по трещинам изверженных пород». В. Ярков и Н.С. Михеев, считали, что на Баевке «необходима постановка широких разведочных работ». Начать их вынудила первая мировая война, подтвердившая справедливость поговорки: гром не грянет, мужик неперекрестится. И вот, гром грянул. Мировая добыча вольфрамовых руд в 1914 г. выглядела следующим образом: США – 1390 т, Перу – 300, Испания – 200, Португалия – 1380, Индия – 2700, Австралия – 573. В этом перечне нет главных воюющих стран – Англии, Франции и Германии. Но они обеспечили свою промышленность вольфрамом, скупив на три года вперед всю американскую добычу. Кроме того, английское правительство запретило вывоз вольфрамовых руд из своих колоний – Индии и Австралии. Россия осталась ни с чем. Западный рынок для нее оказался практически закрыт. Ежегодная потребность российской промышленности в вольфраме составляла 1200 т, по некоторым данным 2000. Забайкальский вольфрамоносный район, являвшийся в то время основным, покрыл лишь малую долю потребности в нем. Так, например, за первую половину 1916 г. там было добыто всего 15т концентрата, стоимость одной тонны которого на международном рынке составляла от 2000 до 5000 рублей и больше. Так, «наступившие обстоятельства военного времени заставили снова обратить внимание» на Баевку, не принимая уже во внимание коммерческую выгодность разработки. В начале 1915 г. Военное министерство выделило через Горный департамент Главному начальнику Уральских заводов необходимые средства для разведки и эксплуатации Баевского месторождения. Осенью того же года Горный ученый комитет, рассмотрев отчет геолога Ф.И. Кандыкина о результатах предварительной разведки и плане дальнейших работ, постановил, что хотя проводившиеся ранее исследования оказались неблагонадежными, «тем не менее, это своеобразное и сложное месторождение нельзя не признать заслуживающим дальнейшего детального изучения». И Баевка ожила. Загомонили разноязыко люди, застучали топоры, зазвенели пилы. К концу года поставили барак, кузницу, теплые помещения для рудоразборки и промывки песков. Разработкой жил и россыпи занималось более двухсот человек, среди них 80 военнопленных. Накануне Рождества получили 20 пудов вольфрамита. Не бог весть что, но зато свое. Эксплуатация месторождения продолжалась два года. В 1919 г. его законсервировали. Здесь следует поставить точку, придав ей смысл пограничного знака, делящего историю изучения уральских вольфрамовых месторождений на две части. «До» она носила вялотекущий характер, описательно-минералогический в научном отношении и кустарный – в промышленном. Даже война не заставила специалистов, а среди них были крупнейшие геологи, горняки, металлурги, химики: А.П. Карпинский, К.И. Богданович, А.А. Скочинский, Б.И. Бокий, А.А. Байков, Н.С. Курнаков и другие, хотя бы обозначить проблему вольфрамоносности Урала. Это произошло «после», начало которому можно указать с точностью до дня – 3 августа 1925 г. Место – окрестность прииска Балканского, в Гумбейском золотом округе, на Южном Урале. Главное действующее лицо – профессор Уральского политехнического института К.К.Матвеев. Выступая 3 января 1928 г. в Ленинграде на Первом Всесоюзном съезде минералогов, Константин Константинович Матвеев сказал: «Проводившиеся мной в течение последних лет на Урале исследования позволили установить ряд новых данных по минералогии и геохимии этой страны. Из них наиболее интересно открытие на Южном Урале Гумбейского вольфрамового месторождения, являющееся крупным научным и промышленным фактом». По словам Матвеева, открытие было совершено так: «…в местности, излюбленной местными жителями для гуляний… мной был обнаружен большой выход кварца, переполненного густыми вкрапленностями довольно крупных кристаллических выделений… шеелита… с трудом отличающегося от соседнего кварца… Гумбейское месторождение я осматривал лишь дня три по его открытии и затем месяц спустя после проведенной небольшой разведки также в течение трех дней». Внесем в рассказ первооткрывателя несущественную, но интересную деталь. С К.К. Матвеевым работали в качестве коллекторов два его студента – Ф.И. Рукавишников и С.П. Колодкин. Последним «при предварительном осмотре кварцевых выходов… было обращено внимание на кварцевую глыбу ноздреватого строения с цветной охристой окраской и со включениями, в виде серых пятен, какого-то минерала», который Матвеев определил как шеелит. В сентябре, после вторичной поездки на Гумбейку, К.К.Матвеев, отчитываясь в тресте «Уралзолото» и в Уральском отделении Геолкома, так оценивал свое открытие. Оно «заставляет самым настоятельным образом критически пересмотреть все кварцевые золотоносные и другие жильные образования, возникшие в связи с интрузией кислых магм на восточном склоне Южного Урала.… В сущности, мы стоим сейчас перед новым большим неизвестным.… Но не будем гадать, ограничимся пока признанием нового факта – установления на Урале новой вольфрамовой области». Прогноз К.К. Матвеева подтвердился. Вольфрамовая проблема действительно выплеснулась за географические границы. Но с «новым» взглядом на производные кислых магм он, кажется, слукавил. Трудно поверить, чтобы ему были не известны работы предшественников по вольфраму. Все они наперечет. В одном из журналов заседаний Горного ученого комитета за 1915 г. Прямо отмечалось, что «выяснение отношения рудных жил к гранитам является… очень желательным. Не все исследователи Баевских жил наблюдали гранитный массив в непосредственном контакте с «Серебряной горой». Типичный выход этой породы находится западнее, у с. Ларинского», а геологический разрез по линии Ларинское – Златино был построен В.К. Покровским еще в 1886 г. В событиях, последовавших за открытием Гумбейки, много неясного, противоречивого, недоказанного. Назвав его (открытие) «новым большим неизвестным», К.К. Матвеев сказал только «А», а вот «Б» им так и не было произнесено внятно. Судите сами. В 1924 г. на Балканском прииске он нашел только фрагмент кварцево-полевошпатовой жилы № 1 с двумя небольшими гнездами шеелита, изучением которых занимался всего шесть дней. В последующих разведочных работах, названных им стихийными, он непосредственного участия не принимал. А их результаты оказались существенными: в окрестностях прииска было обнаружено еще шесть жил и два свала, а в жиле №1на глубине 7 м вскрыли крупное шеелитовое гнездо, из которого добыли около 4 тыс. т руды. В 1926 г. он не был на Гумбейке. Вместо него там работали С.П. Колодкин и Ф.И. Рукавишников. Они выполнили маршрутную съемку и составили какую-то карту, на основании которой, по его мнению, сделались ясными размеры вольфрамовых пло- щадей. О себе он вскользь упоминает, что летом 1927 г. продолжил работы по вольфраму по поручению Уралгеолкома. Но в отчетах этой организации нет о них никакого упоминания. Никто из исследователей ни разу не сослался на карту, составленную студентами. Вероятно, все, что было сделано в эти годы К.К. Матвеевым с учениками, ценности не представляло. Результаты своих исследований Константин Константинович изложил в четырех небольших статьях. Три были опубликованы в 1928 г., четвертая – в 1929 г. И все. Почему он, стронув с места такую крупную научно-промышленную проблему, охладел к ней в самом начале? Были другие, более интересные задачи? Нет, судя по списку его научных работ. Значит, кто-то помешал. Этим человеком, по нашему мнению, был А.П. Смолин, имя которого К.К. Матвеев упоминает всего один раз в последней работе по вольфраму и то только потому, что она была напечатана вместе с его отчетом об исследованиях, проведенных на Гумбейке в 1927 г. Фото.1. Инженерно-технические работники Гумбейской геологоразведочной партии, 1929 г. (Второй слева сидит С.П.Колодкин, крайний справа – А.П.Смолин) Оценки, которые давались А.П. Смолину, человеку несомненно одаренному, но сложному и противоречивому, полярные – от восторженных до уничтожительных. Одни восхищались его тонким «собачьим нюхом» на золото, другие считали, что он способен на любой подлог и фальсификацию. А.П. Смолин - коренной уралец, родился в 1887 г. на одном из приисков Троицкого горного округа: в 1927 г. начал преподавать на горфаке Уральского политехнического института, в 1932 г. возглавил кафедру разведочного дела. Имея два высших образования, горное и физико-математическое, он, тем не менее, больше тяготел к практической работе, тесно сотрудничал с горными предприятиями. Приведем только один пример такого рода его деятельности. В те годы страна больше покупала за границей, чем продавала. Покупала за золото, поэтому нужда в нем была огромная. Золотодобывающая же промышленность и на Урале, и в других районов была расстроенной, испытывала, в частности, трудности со специалистами. Александр Петрович решил эту задачу просто и смело. На различные уральские прииски и рудники он направлял своих студентов, ставя их на ответственные должности. Таким образом, ему за несколько лет удалось организовать геологическую службу в золотой промышленности Урала, Казахстана и Башкирии. А какую блестящую школу проходили при этом методе обучения студенты. Дело было в 1927 г. на Джетыгаринском золотом руднике «Веселый аул», который дышал на ладан. Но работы А.П. Сигова и Д.С. Штейнберга вселили надежду, что рудник еще послужит. Окончательную черту под сомнениями подвел А.П. Смолин. «Вот тут-то я детально познакомился с методами полевой геологической работы А.П. Смолина, - пишет А.П. Сигов.- Он мало работал в конторе, с чертежами знакомился бегло, слушал сообщения местных геологов с довольно-таки скучающим видом. Но совсем преображался, попадая в шахтные забои. Тут он интересовался всем до мелочей. После изучения шахтных забоев А.П.Смолин в конторе пишет заключение. Мы с Д.С. Штейнбергом сидим тут же и даем ему необходимые справки. В заключение он гарантирует обеспеченность рудника рудой… на 30 лет. Прогноз оказался точным, рудник проработал около 30 лет». Как консультант Уралзолота и Главзолота, А.П. Смоли провел десятки ответственных экспертиз, вдохнул жизнь во многие умирающие рудники. В 1932 г. управляющий объединением Севцветметзолото А. Шахмурадов в служебной записке на имя Г.К. Орджоникидзе отмечал, что только благодаря планомерным работам Смолина «совершенно оставлен… скептический взгляд, отрицавший перспективы развития золотой промышленности Урала». Фото. 2. А.П. Смолин, 1929 г. Как А.П. Смолину удалось перехватить инициативу, уже не дознаться. В 1925 г. он состоял в штате Уральского отделения Геологического комитета в качестве инженера геологии (К.К.Матвеев был научным сотрудником по совместительству). В августе 1926 г. Правление треста «Уралзолото» предложило ему познакомиться с результатами разведочных и эксплутационных работ на Балканском прииске. К этому времени там были открыты жилы №2 и №3 и возникла необходимость в проведении планомерных исследований. После личного ознакомления с Балканским месторождением он сформулировал поисковые признаки и представил соображения о направлении поисково-разведочных работ в районе, рекомендуя проводить их специальной партией, организованной Уралгеолкомом на средства треста. Руководить которой ему же, и поручили, дав в помощники С.П. Колодкина. За два года, 1927 и 1928, партия обследовала территорию площадью около 400 км², открыла два месторождения шеелита – Требиинское и Бурановское, установила генетическую связь вольфрамового оруденения с полями гранитов. Основываясь на этих результатах, Александр Петрович считал необходимым провести дополнительные исследования там, где установлены проявления вольфрама, полагая, что в результате может «наметиться определенная вольфрамовая полоса, подчиненная системе металлогенических зон Урала». Так, благодаря А. П. Смолину, поиски вольфрамовых руд вышли за пределы Гумбейки. Фото. 3. Зав. кафедрой поисков и разведки полезных ископаемых, профессор А.П. Смолин со своими учениками, 1932 г. Первый ряд: четвертый слева – А.П. Смолин, пятый – М.Н. Альбов; второй ряд – пятый слева – П.И. Кутюхин, девятый – А.П. Сигов. Первым местом, где была проверена смолинская рекомендация, стала деревня Баевка, в окрестностях которой в 1930-1932 гг. партия, руководимая С. П. Колодкиным (консультировал работы А.П. Смолин), открыла несколько точек проявления вольфрама и крупное месторождение у села Юго-Коневского, названное именем 3-го года пятилетки. Фото. 4. Свердловск, 1932 г. Участники Всесоюзной конференции по цветным и редким металлам. Слева направо: академик И.М. Губкин, проф. А.П. Смолин, президент АН СССР А.П. Карпинский. Этапным стал 1935 год. Летом предыдущего года А.П.Смолин, к тому времени он уже был профессором и заведовал кафедрой разведочного дела в Свердловском горном институте, проведя рекогносцировочные работы на Южном Урале, доказал перспективность некоторых районов на промышленное вольфрамовое оруденение. Приказом наркомтяжпрома Г. К. Орджоникидзе в институте была создана геологоразведочная экспедиция во главе со А. П. Смолиным. Четыре ее партии (Гумбейская, Шершневская, Южно-Миасская и Кваркинская) в течение летнего полевого сезона выявили 13 новых проявлений вольфрамита и шеелита. Институтская многотиражка «Горняк» писала по этому поводу: «Чего только нет на Урале!»… Такими словами великий Сталин 5 лет тому назад характеризовал богатства восточной части нашей страны. Эти слова звучали боевым приказом для наших геологов: Ищите, ищите! Обогащайте нашу родину промышленным сырьем!… Партийные и беспартийные большевики экспедиции… своей честной и упорной работой преподнесли нашей стране к ее 18-й годовщине большой и редкий подарок…». Преподнес подарок и наркомтяжпром руководителю экспедиции, наградив его легковым автомобилем. Фото 5. Руководители Южно-Уральской вольфрамовой экспедиции. Аэропорт Уктус, 1935 г. Слева направо: Д.В. Карнаков, М.Н. Альбов, А.П. Смолин. 1935 год был звездным в жизни А. П. Смолина. В мае общественность Урала отметила 25-летие научно-педагогической и производственной деятельности «ударника науки», «лучшего знатока геологии золота и редких элементов», консультанта Главзолота, Союзмышьяка, Союзредмета и прочая и прочая. Но здравицы и «пролетарский привет заслуженному юбиляру» вскоре заглушила хула. В мае 1936 г. по чьему-то указанию в газете «Горняк» появилась первая заметка с критикой А. П. Смолина. Потом вторая, третья. 29 декабря он отчитывался о своей работе на институтском собрании, материал о котором многотиражка, выждав время, опубликовала только 7 марта следующего года. «…Общественность института, - писал неизвестный автор, - давно уже не помнила собрания подобного тому, которое состоялось сегодня (т.е. 29 декабря. – В. Ф.), и не только потому, что Смолин ушел… обанкротившимся дельцом от науки… На этом собрании освежающий ветер самокритики проник, наконец, …в профессорско-преподавательскую среду… В Смолине и его делах общественность института справедливо видит вредительское наследство врага народа, троцкиста, бывшего директора института Скороделова. Всем еще памятно, как этот контрреволюционер всеми силами старался «поднять» Смолина…». (Илья Петрович Скороделов был арестован 24 ноября 1936 г., расстрелян 13 апреля 1938 г.) Фото. 6. Участники партийно-технической конференции геологов и руководителей предприятия «Мартайга», 1943 г. В первом ряду в центре А.П. Смолин. Многие на том собрании бросили камень в опального коллегу, не удержался и К. К. Матвеев. Дальнейшее предугадать несложно. Но арестовали А. П. Смолина не сразу, только 20 июля 1938 г., якобы, как участника диверсионно - вредительской организации в системе «Уралзолото». Конец драмы наступил скоро. 27 августа 1939 г. дело за недостаточностью улик было прекращено, Александра Петровича полностью реабилитировали, и он навсегда уехал с Урала. О его девяностолетии в 1977 г. вспомнили лишь самые преданные ученики, поздравившие своего учителя небольшой заметкой в журнале «Советская геология». … А жизнь продолжалась. Специалисты перестали упоминать имя А.П. Смолина, но по-прежнему высоко оценивали результаты работы его экспедиции, благодаря которым расширились и районы, и масштабы геолого-поисковых исследований на вольфрам. Их стали проводить не только на Южном, но и на Среднем Урале трест «Уралзолото», вновь организованное в 1936г. Уральское отделение треста «Союзредметразведка», Березовская партия НИГРИ, институт «Уралгеомин». Возглавляли работы недавние выпускники Свердловского горного института П.И. Кутюхин, Н.И. Кудрина, Н.И. Бородаевский, Д.С. Штейнберг и другие, многие из них были учениками А.П. Смолина. С1937 г. вместо поисково-съемочных партий стали организовывать стационарные, разведочно-эксплуатационные. В 1938 г. А.П. Сигов, составив региональную шлиховую карту Южного Урала, установил широкое распространение шеелита в рыхлых отложениях и его повышенное содержание на участках развития гранитоидов. В том же году для обобщения и анализа всех имевшихся к тому времени материалов по вольфраму при Уралгеомине была создана научно-исследовательская партия, которой руководил П.В.Покровский. Фото. 7. Учалинский карьер, 1961 г. Слева направо: Д.С. Штейнберг, М.Б. Бородаевская, А.П. Смолин, А.И. Александров (из архива П.И. Пирожка). К началу Великой Отечественной войны на Урале было открыто более 60 месторождений и проявлений вольфрамовых руд. Промышленность страны была полностью обеспечена собственным вольфрамом. Фото. 8. А.П. Смолин, 1977 г. На этом можно закончить рассказ об уральском вольфраме. Но прежде чем поставить точку, вернемся к тому августовскому дню 1925 г., когда студент принес профессору из маршрута необычный образец, и сам собой возник вопрос, почему так запоздало произошло открытие богатых шеелитовых руд в окрестностях оживленного золотого приискового центра. Потому, отвечал А.П. Смолин, что «многочисленные развалы кварца…, в которых обнаружен был шеелит, вследствие…убогости содержания золота… не могли привлекать особого внимания исследователей, посещавших округ, а бывший владелец отводов, золотопромышленник Рамеев, обращал внимание только на золото и ничего другого не искал». Но какой спрос с промышленника. У него интерес к недрам корыстный. Спрос с исследователей, а среди них был, например, А.Н. Заварицкий, которым, по словам К.К. Матвеева, «геология местности была превосходно изучена» еще в 1916 г. Вот и выходит, что открытия сулят в равной мере и неисследованные еще области и места, земля в которых истоптана в пыль. Важно только, чтобы мысль исследователя была естественно наивной и неотягощенной мнением авторитетов и предшествующим опытом."

А еще из вольфрама раньше делали нити в лампочках. А теперь заметное количество оного уходит на изготовление шипов для зимней резины, карбид вольфрама настолько тверже основной массы камней, что не тупится при езде по ним, в ожидании "положенного" ему льда.

Красивый храм в Огнёвском, рядом - памятник его разрушителям, которые, в свою очередь, пострадали от его защитников.. зло рождает зло.. Судя по инфе пятилетней давности здесь и здесь - сейчас храм активно восстанавливается. Также по дороге попались большой молельный дом, далее нечто, вроде купальни с крестом, на речушке, и отдельные кресты. Не знаю, как в Огнёвском с работой, но с религией – полный порядок. Хороший пляж на южном берегу Большого Куяша, песочек, водорослей нет. Плавки не взял, но и народу – только рыбаки метрах в ста, так что искупался голышом, открыл сезон)) Сварил ещё чаю и поужинал. Небо затянуло тучками и ветер стих.. А кто меня будет теперь толкать в спину? На выезде из села – развалины фермы с фигурно обвалившимся фасадом. Полный штиль позволял держать тридцатчик, и я довольно быстро пролетел уж полпути, как вдруг проснулось шило: а зачем торчать сорок минут на перроне, если можно посмотреть развалины фермы в Зотино, мимо которых мы всегда проезжаем? Они видны с дороги, но мы же всегда куда-то мчимся)) Завернул к реке, хотя был риск поймать там стекляшку, но всё обошлось и развалины зафотканы. Как нередко бывает, разведка принесла больше вопросов, чем ответов, в частности: что это за поле на космоснимке рядом с Сивковым Камнем? Чем, и зачем оно было перепахано? И когда, если сейчас там березняк, метра четыре ростом? И так, чего ни коснись… Думал на этот раз развязаться с Юго-Конёвым, но только глубже увяз)) В итоге: 124 км за 13 часов между электричками. Все фотки здесь, трек здесь, анимацыя трека